ПУСТОТА В ЭФИРЕ

 

«У микрофона – Дмитрий Савицкий. В жизни человека наступает момент, когда нужно подводить итоги. Прожитому, сделанному, написанному. Радио «Свобода» переходит на новый формат вещания. «49 Минут Джаза» выходят в эфир в последний раз. В передаче, которую вы сможете прослушать в субботу в восемь часов утра, а затем в воскресенье в три ночи и в десять утра, и в понедельник в час ночи – краткое подведение итогов шестнадцати лет эфира «49».

Чистого вам приема на частотах Свободы!»

 

Эти слова, услышанные под завывание электронного ветра, а кое-где и возродившихся «глушилок», шокировали многих. Дмитрий Савицкий – талантливый писатель и журналист, создатель и бессменный автор популярнейшей передачи «49 Минут Джаза», которая в течение 16 лет регулярно выходила на волнах Радио «Свобода», лишился возможности общения с преданными поклонниками и «преданными» злопыхателями.

 

«За шестнадцать лет эфира «49 Минут Джаза» прошли долгий путь. Лепет вашего ДС то пузырился весенней эйфорией рассказов о цветущей Лютеции или от поездки с мадмуазель Икс на океан, то обретал относительную серьезность, повествуя об истории самого джаза. За эти годы мы пролистали с вами всю историю этой американской музыки, от A до Z, от Эддерлей до Зауинула и Зверина. Не забыв практически никого, и уж конечно – наших общих любимчиков…»

 

JQ: Дмитрий! Вы – литератор (хотя я и не люблю это слово)…

Д.С.: Я тоже это слово не люблю. Лучше заменить на «прозаик» или – «так, пописываю немного». На французском проще: Je suis dans les lettres – В словах, мол, прописан – бель-летрист…

 

JQ: Тяжело ли было Вам – писателю, привыкшему к прямому контакту с листом бумаги, реальным или виртуальным, освоить такой «техногенный» жанр, как радиожурналистика?

Д.С.: Конечно, я предпочел бы только писать прозу, стишки и эссе… Но такое же невозможно? Нужен какой-нибудь князь, и чтобы взял жить при дворе. У нас же нет меценатов в настоящем смысле слова; это для них что-то вроде бизнеса, как бы Вознесенский на эту тему ни рассыпался… Эти мальчики умели и умеют снимать пенку при ЛЮБОМ режиме.

А радио-жанр для меня был и есть – труден. Я косноязычен, стеснителен и все, что можно к этому прицепить. Но я сам себя записываю и чищу на пленке. Так что это мой стиль – говорю со всеми вами, но сам, без студии, в одиночку. Результат – вы слышали. Если б я мог работать напрямую, то не ушел бы с французского радио, где у меня были приличные возможности, и нынешних проблем с работой бы не возникло…

 

JQ: Вы – счастливый человек. Рассказывать о любимой музыке (литературе, живописи…) – что может быть прекрасней? Но все же «49 Минут Джаза» – это в первую очередь – работа. Удавалось ли Вам совмещать собственное творчество с работой?

Д.С.: Мне почти не удается совмещение, о котором вы говорите. Поэтому я так мало пишу для себя, и поэтому не могу себя назвать счастливым человеком. Мое единственное желание, повторюсь, писать для себя. В голове моей тихо гниют три-четыре романа и энное количество рассказов. Иногда думаю: может это вполне по-буддийски – не записывать их вообще?

 

JQ: А не хотелось ли «все бросить», уехать куда-нибудь поближе к виноградникам, сидеть по вечерам у открытого огня, вставать с рассветом и, выпив крепкого кофе, – писать?..

Д.С.: Все бросить и уехать некуда. Я живу во вполне реальном мире, где «бесплатных завтраков не бывает». Это было возможно в юности, в Коктебеле, где я мог, помогая по дому хозяйке и готовя еду на всю компашку, жить бесплатно и писать ВНЕ сезона. Но «Коктебель» во Франции – это Сен-Тропе, где чашка кофе стоит столько, сколько в Улан-Баторе – лошадь.

 

JQ: Чего больше в «49 Минутах Джаза» – «для души» или «для бизнеса»?

Д.С.: «49» были созданы как вид журналистки, заработка. До этого я девять лет проработал во французской прессе.

Однажды я был в Калифорнии, жил в Orange County и получил заказ от парижского Monde de la Musique, с которым плотно сотрудничал, сделать интервью с кем-нибудь из больших джазменов. Хорас Сильвер жил недалеко в Малибу. К нему я и отправился. Интервью с моими фотографиями Хораса вышло в журнале, а плохенькую по качеству запись, сделанную на любительском магнитофоне, я решил превратить в рассказ о Сильвере для «Свободы», у которой тогда было парижское бюро на авеню Рапп в Париже. Передачу я сделал, и ей заинтересовался главный продюсер всех служб «Свободы» и «Свободной Европы» в Мюнхене Руслан Гелисханов. Меня пригласили в Мюнхен, где, вместе с Русланом, мы выработали концепцию «49 с половиной Минут Джаза» – название придумал ветеран «Свободы», актер и режиссер Юлий Панич. Пилотная программа была принята на ура. Вот и все. Я вернулся в Париж и стал делать по четыре программы в месяц, соответственно покинув мир французской печатной прессы. Делать «49» было хоть и трудно, но приятно, так как я имел дело с любимыми героями и их музыкой.

 

JQ: За эти годы передача стала уже не только «Ваша», но и – тех тысяч и тысяч слушателей, кто настраивал на нее приемники. Сохранить «49 Минут Джаза» для Вас – «не остаться без работы», или же – чувство ответственности перед этими людьми?

Д.С.: Несмотря на то, что пока мне не удается найти нового «работодателя» для «49», мне бы хотелось их возродить уже не только как вид заработка, но и как нечто, что я пообещал делать для других.

Я получал сотни писем и тысячи имейлов. Многие бывшие фаны «металла» и рока постепенно перешли на джаз, слушая «49»; многие открывали джаз с нуля; многие – были такими же, как и я, слушателями У. Коновера в 50-е и 60-е… В последнем перед смертью интервью в Down Beat Коновер, кстати, говорил, что у него появился русский наследник (или продолжатель) на русскоязычной американской станции…

Вот сейчас пишут: «Не верится в эту пустоту в назначенное время! Какая-то катастрофа вместо вашей передачи…» Идут тысячи имейлов, и все с одним и тем же: «Не верю! Не возможно! Какая-то роковая ошибка…»

Русская дирекция «Свободы» сделала все, чтобы сохранить «49». Но им был дан приказ изменить всю структуру на talk-show, и все длинннннные передачи убрали. Радио перешло на новый формат, видимо, в целях экономии. Будучи ВНЕштатником, я не в курсе. Я знаю лишь, что и.о. директора Мария Клайн пыталась до самого последнего момента СОХРАНИТЬ «49». Не вышло.

 

«Ну что ж, вот наша последняя финишная прямая. Я хочу отдать должное тем, без кого «49» может быть никогда бы и не появились в эфире: моему другу Сергею ЮрьенЕну и особенно, нашему продюсеру, Руслану Гелисханову, который сбил в целое сам проект пилотной программы «49» и сам же собирал первые программы. Мой поклон всем звукорежиссерам, работавшим над «49». Я хочу вспомнить одного из них, которого больше с нами нет – Володю Кромаса, музыканта и знатока джаза.

Но не будем нарушать традиций. Время напомнить: вы слушаете «49 Минут Джаза» на самых длинных в мире коротких волнах «Свободы». У микрофона – ваш ДС…»

 

Я надеюсь, что мне удастся запустить джазовую программу под другим названием в российском эфире и в Ближнем Зарубежье. Кстати, «49» слушали и в Австралии, США, Аргентине, Израиле и Западной Европе… И в эфире, но больше – по Сети.

Остается найти заинтересованную радиостанцию…

Мне кажется, настоящий владелец должен понимать, что если запустит у себя на FM «49», то получит колоссальную и верную аудиторию. Где бы он ни был – в России или в бывших республиках. Передача опять войдет в Сеть; это готовый рынок рекламы, и это, наконец-то, возможность рекламировать CDs, что я делал 16 лет – бесплатно! Мало того, даже не совсем состоятельный директор радио может эту программу перепродать в различные регионы и окупить свои вложения с лихвой. В смысле бизнеса, делового подхода, «49» – чистый выигрыш.

 

JQ: Слушая свою передачу в эфире, Вы либо ощущали тепло, еще раз смакуя удачные образы и словообороты, либо (что неизбежно, когда – работаешь) чувствовали холодок, замечая ошибки и промахи. Запомнилось ли что-нибудь из этого?

Д.С.: Я редко себя слушал вновь, только для контроля. Я не настолько нарициссичен… Ошибки искал. Сожалел, когда замечал. Переживал. Переживал из-за иногда неудачного монтажа.

 

JQ: 693 выпуска передачи! Это поражает воображение. Какие из них – по разным причинам, внутренним или внешним – Вы помните до сих пор так, словно это было – вчера?

Д.С.: Я любил серийные передачи. О Саре Вон, Майлзе Дейвисе, Джоне Колтрейне, Теллониусе Монке. Или – ранние – дико смешные, которых не сохранилось почти. Но там я фонтанировал, еще не найдя собственный стиль (не «ужав» его и формат).

 

«За годы свингующего эфира я получил от слушателей тысячи имейлов и писем. Со многими мы стали друзьями. Многие из вас дали мне ценнейшие советы. Скажу честно: мне казалось, что я знал историю джаза и сам джаз, когда запускал программу, но по настоящему начал разбираться в джазе лишь собирая программы и часто – с помощью самих слушателей, которым я сердечно признателен».

 

Я очень боялся, что не смогу сделать последнюю передачу, что она превратится в нытье… Но я себе говорил: это НЕ последняя. «49» или «Вокруг Полночи» – снова выйдут в эфир где-нибудь еще, хоть в Канаде!

 

JQ: Делать передачу о джазе – это ДЖАЗ?

Д.С.: В каком-то смысле, надеюсь, я и сам малость свинговал в передачах. Мне нравилось открывать для себя и для публики какие-то эпизоды из жизни музыкантов. Я прочитал с сотню книг, биографий и автобиографий, и весь забит до предела рассказами о жизни джазменов. Когда же с ними встречался «живьем» – всегда тушевался. Ну что можно сказать Ахмад Джамалю? После концерта? Он устал, думает об ужине и отдыхе. Пригласить на ужин? Это было возможно, они абсолютно простые ребята. Как Марсалис, который практически не хотел, чтобы я уходил после интервью, потому что уже пришли его «коты», они собирались выпить, перекусить и слегка поиграть. Я же сбежал – у меня нет нужной легкости… Наверное потому, что такое общение все же было редкостью, привычка не установилась. А потом, я больше всего ненавижу навязчивых и наглых людей. Я вообще – человек камерный. С Джимми Смитом, например, после концерта разговорился так, будто мы вчера шатались по барам. Но ведь у них еще и – американская открытость, а от открытости во Франции – отвыкаешь.

 

JQ: Что для Вас лично – «золотые дни джаза»?

Д.С.: Я люблю свинг у Бейси, у Арти Шо, специфическое звучание Эллингтона, но предпочитаю хард-боп и нео-хард-боп. А пристрастия мои вполне общие, популярные: Джон Колтрейн (до фри-джаза или на границе с ним), Тэ Монк, ранний и срединный Майлз Дейвис, Бад Пауэл, MJQ, Стен Гетц, Джерри Маллиган, Арт Пеппер. Кто еще? Обязательно кого-нибудь забуду: Арт Тейтум, Фэтс Уоллер, Фредди Хаббард, Оскар Питерсен, Латиф, Диззи… Больше меди и фортепьяно, меньше скрипок. Люблю Кёрка за хохмачество и феноменальную технику. Мингуса люблю, но устаю от него быстро. Лестера Янга – да; а вот Птицу – почти нет… Уэбстера и Хока – очень.

 

JQ: Как Вы считаете, Джаз – это «религия» или «музыкальный жанр»?

Д.С.: Джаз – это язык, умирающий язык, как латынь. Это язык черной Америки. Все попытки говорить на нем в других странах – малоудачны. Он сохранится, этот язык, и во Франции, и в Швеции, и где угодно, на очень высоком уровне. Но это будет перевод с оригинала. Мне кажется, очень трудно вырвать музыку из ее исторически-социального контекста и пересадить в иную эпоху, в иной грунт. Иногда, согласен, это дает интересные результаты. В джазе такая линия удачно развивается по оси Восток-Запад; я имею в виду этнический джаз. Гарбарек или Раби Абу Халил (особенно с Санни Фортчюном) тому примером. Но джаз, тот, который был – неповторим. Такого уже не будет, и таких героев, уже не будет. И – увы! И – слава богу! Потому что талант должен быть уникален, он не должен превращаться в нечто вновь воспроизводимое.

 

«Ну вот, наверное, и все. Спасибо за долгие годы совместного выхода в эфир, за письма и имейлы, за пожелания и попытки создания проекта идеального диска. Честь поставить точку в конце этих «Сорока Девяти» принадлежит звукорежиссеру Илье Бобчинецкому. Спасибо и вам, Илья.

Ну а напоследок вы услышите то, что было позывными наших «49» эти все эти годы. Сочинение называется «So Tied», «Так Устал», и принадлежит оно таланту пианиста Бобби Тиммонса, а исполняют «So Tied» – Jazz Messengers: Ли Морган – труба; Уейн Шортер – тенор-саксофон; Бобби Тиммонс – рояль; Джимми Меррит – контрабас и лидер, Арт Блейки – ударные.

Всех вам благ, удачи, чао, оревуар, ба-бай!»

 

ДС, Парижск, 15 апреля 2004