Дмитрий Савицкий
поэзия (ч.1)

2.
по осени вода черна и знаешь сам
кусты скамейки весь садовый хлам
так сиротливы так заброшены судьбою
что ангелы промокшие толпою
летают между веток охраняя
расплывчатый и влажный оттиск рая
 
и листья мокрые с трудом спешат вослед
тебе и мне и кажется сто лет
той крепко настоявшейся печали
с которой мы когда-то начинали
учиться жизни и учиться жить:
смеяться веселиться не тужить
 
3.
вид на Иссакий
двойное имя тает на ветру
случайный окрик над водой канала
деревья голые стоят как на смотру
и холодно и сонно по утру
и солнца мало
 
в застуженном пальто уткнувшись в шаль
вдоль грубо нарисованной решетки
бредет гетера с нею старый враль
глаза слезятся скучно денег жаль
в смешке его собачьи нотки
 
но воздух чист а грязная вода
какое ни на есть но небо повторяет
и там где мрачные сцепились провода
два ангела заплаканных всегда
исскакивский светильник охраняют
 
4.
чернильную не в силах процарапать мглу
плывет светляк велосипеда
дождь начался после обеда
дней семь назад
устроил нам тюрьму
 
провинциальная черна и вязка мгла
шагнул и нет тебя пиши пропало
как в детстве с головой под одеяло
вот только два куста бегом из-за угла
 
вот только радио вдогонку причитает
да тщится трель пустить скворец
но за калиткою всему и всем конец
и как любовница холодный дождь кусает
 
сирень набрякшая и море вдалеке
выходит что опять дана отсрочка
и тот что было несомненной точкой -
лишь сигарета в мокром кулаке
 
5.
на улице сонливый праздник
последнего застывшего тепла
пенсионер задумчивый проказник
из своего законного дупла
пускает зайчики. На узкий подоконник
овальное зерцало укрепив
хихикает и корчится как школьник
свистит и врет мотив
 
а в зеркале стремительно меняясь
как краска мир плывет:
дома деревья падая склоняясь
прохожие скамейки извиваясь
все что стояло прочно целый год

Утро. Замшелый Париж, натянув одеяло до игл соборов,
Дрыхнет клошаром Европы после удачных сборов
Мелких денег на литр вина.
Громоздкая тишина, Набитая, словно чучело, тряпьем дешевейших звуков,
По осипшим кафе рассадивши любовью измученных внуков
  Эпохи,
 оседает сама с последним приглушенным стоном.
Буддистский монах, крепко сбитый и чисто одетый, бормочет: ОУМ...
И по вздутой вене реки, пуская ей кровь рассвета,
Приползает баржа из старого фильма Карие, и эта
Часть Парижа, часть жизни иль как там еще зовется,
Будучи вне меня, настойчиво бьется
В клетке ребер.
Добыча, как думают, беса.
Я бреду восвояси под каменным сводом парижского леса:
Мимо лавок раздельщиков мяса, где кровь как водица
Желобами стекает к жлобам на улицу; там, где птица
Раздевается не перед смертью кому охота а после смерти.
Здесь становится ясно, чем был занят Господь после создания тверди.
Вся фламандская живопись от перламутра розовых жабер
До лоснящихся туш, изумрудных мух и того, что Фабер
И сам Брем описать не успели, разлеглась на прилавках,
Присыпанных колотым льдом и траурной хвоей.
Детвора, переспав, как всегда безвинно, с Оле Лукойе,
Натекает уже переулками к скучнейшим казармам лицеев.
Шлюхи утром на Сен-Дени и дешевле, и с виду добрее.
И пока кукушка часов неизвестно кому и откуда кукует.
В витрину уставясь, ажан в пелерине бубнит, что власть существует
 И после выборов. Клочья тумана. Собачье дерьмо. Моча подворотен.
Грохот тележки развозчика хлеба и несколько сотен
Лотерейных билетов, уносящихся вдаль от дверей ресторана.
 Солнце бьет теперь косо, и застарелая рана
Парижа, гной и лимфа, разверстое мясо и белая пыль стрептоцида,
Подсыхая от снов, дыша, уверяет, что бита
Карта ночи, крапленная сыпью созвездий.
Прыщавый флейтист со старой каргою плетется.
У входа я метро в пиджачных объятиях бьется
Измождевдая простеньким счастьем девица.
И сливаются в целое, но не читаются лица.
И как горло паломы, гулит воронка подземки.
Попрошайка в одежде из ящиков вылупил зенки,
Собирая на жизнь. И в кошачьей походке
Проплывает хребет пресыщенной жизнью красотки.
 
1981

· не мы подводим времени черту
· сама черта как уровень ненастья
· нас гонит прочь от набережных - счастье
· что старый город жив с цветком во рту
· бубни урок переводи часы
· в столетье времени осталось на затяжку
· чем день длинней тем небо нараспашку
· простреленное пулею осы

· лень продолжать затылок и плечо
· нагреты солнцем черный рант ботинка
· от городского рыжего суглинка
· пожух у баб там горячо
 
· помилуй нас: растратить столько лет
· чтобы на выходе так честно растеряться?
· канал колонны сухонькая пьяцца
· каракули о том что на обед
 
· есть воля к жизни воля к смерти есть
· открытие заслуживает порки
· два воробья вокруг размокшей корки
· вопят и ссорятся и как ни глянь но несть
· зацепки глазу словно всё ползет:
· от зыбкого размытого пейзажа
· до слова Я такая вышла лажа
· почтарь плетется шавка кость грызет
1981

 А. С.
 
каждый вечер в полвосьмого  
Николай Васильич Гоголь
с выражением суровым
подступает к зеркалам
и стоит запрятав руки
зябко в рукава халата
 то ль от скуки то ль от муки
круглый лоб наморщив вкось

зеркало прилежно грея
 мертвым сумраком вечерним
 отражает стол и свечи
 и окно и книжный, шкаф
но никак не повторяет
 в глубине зеленоватой
 напряженную фигуру
 мысли полное лицо

ни халата и ни туфель
ни распахнутой рубахи
на вздымающемся горле
никого и ничего
 
в остальное время суток
Николай Васильич Гоголь
отражается прилежно
и лицом по-бабьи нежным
и халатом в огурцах
перышко грызя в сердцах
за собою это зная
никогда не забывает
Николаи Васильич Гоголь
в полвосьмого
в полвосьмого
подойти и подглядеть

я не знаю как тебя называть - дорогая?
слово в котором дорога нагая
как ты знаешь сама - не ведет никуда
любовь умещается в тихом  «да»
в согласье ведущем к клекоту гласных
и ты и я перепробовав разных-
сладчайщих врагов на измятом ложе
можем сказать что дальше кожи
увы никто не может проникнуть
иная просто не в силах пикнуть
соскальзывая туда куда соскользнуть не может
иной живет отсутствием кожи
не в смысле голых вопящих нервов
а тем что вовсе не знает - во-первых
смысла ладони крадущейся слепо
от колена к плечу создавая слепок
ожога озноба короче - боли
во-вторых – не труднее хлопка и моли
добывание ртути летящей к затылку
для мужлана иным заменяет прививку
сие против парчовой патины жизни

но для тех для кого любить как в отчизне
жить тем для кого отрада
умение выжать до капли яда
все сто раз убитое тело
тому право какое дело
до облаченья в рубаху слова
географии впадин того что готово
разорвать наконец мысль о мысли

для таких двоих что всерьез повисли
между снов дневных и полночных снов -
вещи приходят еще до слов
и рука измученная лепкой груди
не удержит стакана вина и будет
медленно словно все снято рапидом
струя бордо завиваясь с видом
смерча падающего назад в пустыню
опускаться во взмокшую свалку простыней

и плечо колена и рана лона
назовут се никак как во время оно
1981

Нога в лиловом чулке выползает из двери лимузина.
Из всех тираний лишь одна, по имени Мнемозина,
Способна затискать душу, защекотать до смерти.
Земля - сумма трав и птиц, хляби сумма и тверди –
На партийной стоит черепахе и полицейских слонах.

Время теряет тот, кто не живет во снах.
За ногой выползает вторая и шелковый кокон юбки.
Продавец воздушных шаров, искры пуская из трубки,
Снимает шляпу: Дождь, мадам... Европа, которую бык...
Домчал до Ла-Манша... Роллс выпускает рык
Трубы Майлса Девиса. Меломанша уже показалась вся.
Плечи укутаны мехом. Давится в пустоту округлым
                                                         сиротским смехом.
Пробует на плече тугой чулок перчатки:
- Наша любовь преступленье... И оставлять отпечатки...
Собака, задрав лапу, поливает спицы мочою.
Официант выплывает из мглы с желто горящей свечою:
В проводах кончился ток - подвох филиппинца с кухни.
Но через пять минут брюхо  «Свиньи» набухнет
Светом цвета Клико. Уводит их под опекой свечки.

Память танцует как хочет, а совсем не от печки.
В несущейся электричке старик, воспрянув от спячки,
Ищет очки или спички. Хипарь ищет заначки
Чинарик в карманах солдатской куртки.
Почем нынче трава? Не трава нас дурачит, а турки,
Продающие нам траву и выжимки первых маков.
Электричка несется вспять-из Сен-Клу в Салтыковку,- мраком
Одетая как плащом. Старик, уткнувшись носом в газету,
Спать продолжает. Вагон - всем хребтом - въезжает в все ту же Лету.

В сентябре, в пятом часу пополудни, у решетки                                                                   Люксембургского сада Хорошо сидеть, попивая кальва, глядя, как сада ограда
Меняет золото на тусклую медь. В итоге приходишь
                                                         к мысли,
Что жизнь - это место, где вовсе не к месту скисли
Лучшие годы. Но кто сверху капнул лимоном-
Так же трудно узнать, как вернуться в лоно
Женщины, хоть мы и вбиваем себя с разновеликой силой Обратно туда под мантры, под заклинанье: - Милый,
Наша любовь преступленье, и наказанье грянет..
Кончив, она смеется, плачет и быстро вянет.

Каштаны давно пожухли. Сиречь мы въезжаем в осень.  
Меж облаков рисует рекламную цифру восемь
Игла самолета. И то, что зовут на востоке судьбою,
Уныло визжит неизвестно откуда ржавой резьбою.
1981

и старый воздух над землей
лежит прозрачною горой
и день разрублен пополам
на тень и свет на здесь и там
и ты из зеркала зовешь
двойник мой ласковый как нож
и крылья ласточка сложив
поет японский взяв мотив
и это все лишь хрупкий миг –
кричал ли кто иль снился крик
                                            1969

Я был спел тебе песню - да забыл слова
Погадал на картах - да болит голова
Напоил бы брагой - да кувшин разбит
Полюбил бы крепко - стара мать не велит.

Стара мать не велит - мне из тьмы грозит.
За измену клянет - мне веревку вьет.
От веревки той - мне во сне непокой.
Да и в ясный день - на душе камень.
========================= 21 мая 98

               
           >> Еще стихи...>>

ИЗ СЕНЕГАЛЬСКОЙ ТЕТРАДИ

Й.Б.

пустырь что напротив затопленной солнцем виллы
засеян ржавым железом и ржавой травою в полсилы
с террасы звучит  «Кельнский концерт» Кит Джарретта
Valley of Shitters зовется пустырь и это
орлу сидящему на макушке катальпы вестимо
ибо если не научиться пялиться мимо
видишь орлами сидящих. хозяин в шезлонге лежа
сам с собой рассуждает о шелковистости кожи
местных двуногих противо-по-ложного пола
слуги чистят бассейн кошка оскалясь в испуге
уставилась на змею обвившую ветвь бугенвиллеи
все глушит «конкорд» клювом глядящий в Бразилию

Африка время года долженствующее быть зимою
час сиесты в волнах жаркого зноя

жена хозяина в одной из просторных спален
мычит в подушку поспешно свален
на пол ворох поспешно снятой одежды
друг дома-уместно сказать-устроился между
разведенных ног неразведенной супруги:
застарелая новость в издохшей от скуки округе
свежая лишь для неревнивого - вслух утверждается - мужа

«сумма объятий дает всего лишь навсего лужу
океан называют здесь - настойчиво - море
рыбы столько что можно прожить без горя
в толпе лиловых лиц плечи блондинки
выглядят как дешевый трюк рекламной картинки»

ход мысли если мыслимо ходом
называть то что скорее кодом
смотрится подзывая пальцем боя
он заказывает еще - не забудь - сухое
мартини естественно что с - маслиной

окрестность - забавное место если с хорошей
миной при самой плохой игре наблюдать с террасы
как представители навсегда засвеченной расы
делают то же самое что жена и ближайший друг
с поправкой конечно на - не параллакс а мук
моральных - пропуск - выраженных в третьем - глухое дело - лице
ухо сверлит полет мухи - как бишь? - цеце

деликатнейший всхлип означает перемирие но не мир
жизнь представляется как провинциальный тир
где горячий от счастья свинец- попав в молоко
ранит не вечность - картон - неправильной буквой О

E-mail: dsjazz49@wanadoo.fr